- Так значит с магической… стороны там не происходит ничего особенного? – Арагонес внимательно посмотрел на уже знакомых ему представителей ордена Энвис. Он помнил те далекие времена, когда его судьба стояла на распутье, пусть возраст тогда и не позволял осознать это в полной мере, и, сложись жизнь немного иначе, возможно, он бы тоже сейчас расхаживал в цветном плаще. А впрочем… Слишком заметное одеяние, за версту увидеть можно. Давид давно привык к иной жизни, и был ею вполне доволен. Даже несмотря на события последнего месяца, которые внесли свои особенные коррективы в привычное времяпрепровождение. Более того, мужчина пока особо не знал, что сделать, дабы вернуть все на круги своя. Но… сейчас не об этом. В первую очередь, он прибыл на материк, чтобы зарабатывать, благо возможности здесь попадались на каждом шагу, а то и еще чаще. А потому не имел никаких оснований, чтобы отказать магам в рабочем предложении. – Хорошо, - он сдержанно кивнул, вновь окинув взглядом людей в плащах, - Цена вопроса? – экзекутор не имел дурной привычки долго ходить вокруг да около, тратя драгоценное время на никому не нужную болтовню, предпочитая сразу переходить к делу.

Что может быть сложного или страшного в излишне агрессивных животных, если они пытаются порвать тебя на куски? Пожалуй, ничего. Хотя Арагонес бы с превеликим удовольствием понаблюдал бы за каким-нибудь сурком-убийцей. Как минимум, это могло бы помочь на собственном опыте проверить, действительно ли смех продлевает человеческую жизнь, или же это лишь пустые россказни. Впрочем, если с хищниками все было ясно, то вот обычные животные, не склонные к агрессии, и не использующие эту самую агрессию как средство для добычи пропитания – вот это уже интереснее.  – Может зараза какая-нибудь? Болезнь? – он повернул голову в сторону магов, ехавших рядом. Это была именно та версия, которая казалась экзекутору наиболее вероятной, хотя, само собой, нужно было все проверить и увидеть своими глазами.

Вообще был еще один вопрос, в самом начале пути весьма активно вертевшийся на языке, но который мужчина предпочитал не озвучивать. Памятуя события, при которых он и познакомился с этими магами, откровенно не хотелось бы вновь проваляться в отключке, да еще и с не самым приятным сопровождением. Впрочем, это явно не зависело от его спутников, и заказчиков в одном лице. Хотя вспоминать все равно было не особо приятно, пусть все в итоге и обошлось, как казалось сейчас Арагонесу, без каких-то весомых последствий.
Прерии вокруг выглядели воистину красиво. Давид вообще не уставал удивляться многообразию местной природы, и тем сочетаниям ее видов и возможностей, что нельзя встретить ни в его родной Маере, ни где бы то ни было еще на восточном материке. И пусть мужчина отнюдь не был кем-то, даже отдаленно напоминающим некую восторженную натуру, даже он отмечал то, что всем этим невероятным пейзажам глаз радуется, да и только. Однако лес становился все ближе, и расслабляться было бы совершенно не правильно.

Арагонес не привык болтать попусту, лишь бы скрасить время в дороге, а потому большую часть пути ехал молча. Однако, кое-что все же заставило его прервать столь привычное молчание. – Это первый похожий случай в этих землях? – мужчина предполагал, что маги могли что-то об этом знать, хотя он сам ничего подобного здесь ни от кого не слышал. Ни от коллег по цеху, если так можно выразиться, которых посчастливилось (и не очень) встретить в Мессиании, ни от местных жителей, также не гнушающихся обращаться со своими просьбами. Да и вопрос был не праздным. Если это действительно какой-то недуг, заставляющих зверей менять свое привычное поведение, то он должен распространяться. И, следовательно, должны быть похожие жалобы от близлежащих городов и деревень, как минимум. Или же им повезло, и они застанут его в самом зачатке. Или же… загадочные недуги вообще не при чем, и им предстоит столкнуться с чем-то совершенно иного толка.

- Плетение не тронуто, - незамедлительно пояснил старший чародей, скупясь на подробности. В последнее время события, происходящие на Мессиании, изрядно беспокоили его: что не день, то новая проблема, и, если раньше решение таких вопросов можно было смело и без оглядки возложить на плечи своих подчиненных, теперь с каждым разом все чаще мейстеру Арану приходилось покидать Круг в Иларии и заниматься "грязной работой". Не сказать, что он не был рад время от времени размять свои кости, но не по несколько раз в неделю же отрывать себя от вопросов, куда более важных для него. Не так давно они с Мораной добились поразительных успехов в области некромантии: конца и края в этом направлении еще видно не было, но это можно было счесть за маленькую победу спустя столько лет безрезультатных опытов. - Шесть империалов, - не колеблясь, озвучил цену Консуэлон. В его распоряжении были все налоги с магов его Ордена на Новом Континенте и то значительное финансирование, поставляемое раз в четыре месяца из Двирейниола Капитулом. Деньги имеют значение лишь тогда, когда их можно использовать, а люди имеют свойство выполнять свою работу качественно лишь тогда, когда им платят выше привычного. - Полагаю, мы договорились, - заключил мужчина, поднимаясь с места. - Тогда в путь.

[indent] Первый день и первую ночь все было спокойно и умиротворенно, но спокойствие и умиротворенность не всегда выступают свидетелям того, что все хорошо. Это настораживало не меньше, чем если бы их сейчас окружала стая голодных волков, готовых порвать экзекутора и чародеев в его сопровождении на разноцветные лоскуты.

- Насколько мне известно, прецедентов не было замечено, - ответил темноволосому мейстер Аран и взглянул вдаль, примечая буро-черное пятно, стремительно увеличивающееся в размерах. Легкое плетение сорвалось с его пальцев, наделяя его дальнозоркостью. Сощурившись, чтобы лучше разглядеть приближающееся к ним пятно, Консуэлон быстро понял, что ничего хорошего это им не сулит. - Бизоны, не менее восьми дюжин, - изрек старший чародей убийственно спокойным голосом и соскользнул со своего коня на землю. Оглаживая длинными пальцами воздух вокруг, он замер в кратком раздумье, перебирая в голове варианты того, как следует поступить в такой ситуации: магия способна и разрушить, и защитить, но только невероятно глупые адепты используют ее грубую и прямую форму, стремясь решить проблему доисторическими методами. Возможно, Консуэлон и смог бы оградить их от этого стада бизонов могущим барьером или призвать стихийное бедствие на голову несчастных созданий, но, как говорят люди, не стоит будить лихо, пока оно тихо. Меж пальцев старшего чародея скользнули синие нити плетения, разведя руками в стороны, он прощупал почву вокруг и спустя десять секунд обнаружил пустоту под ней - метрах в пяти от них. Надавив на землю что есть силы, мужчина сотворил пролом в земле метра три глубиной, в котором спокойно смогли бы уместиться и путники, и их скакуны. - Самое время спешиться и залечь на дно, - посоветовал он Шэморе и Давиду, и пока те решались, что делать дальше: следовать его наказу или нет; сам он взмахнул обеими руками, притворяя в жизнь очередное плетение, окутавшее место вокруг ямы. - Я наложил отпугивающие чары, чтобы как можно больше бизонов обошли нас, не пройдясь по нашим головам, - пояснил голубоглазый и, взяв свою лошадь под уздцы, запрыгнул в яму. - Завяжите им глаза, - посоветовал чародей, резким движением отрывая от полы своей мантии длинный кусок дорогой ткани и завязывая его вокруг головы своей лошади на крепкий узел. - Шэмора, на нас с тобой барьер, - добавил он, усаживая поудобнее, будто бы он сейчас восседал на королевском троне, готовясь неспешно потягивать чай и обсуждать вопросы высокой философии, а не прятать в грязной яме от табуна бизонов.

На первый взгляд эта ситуация казалась намного проще предыдущей: тогда раз странному безумию поддались люди, а на сей раз это коснулось уже животных. Шэм сначала думала, что речь идет о диких собаках да койота, но выяснилось, что обычные дикие животные и даже –некоторые домашние тоже оказались подвержены безумию. Со стороны простого люда возможно действительно покажется, что здесь нет ничего опасного: мол, с волками и собаками понятно, но вот какую опасность несут зайцы, куры и белки? Но Шэмора рассуждала как маг, и прекрасно понимала, что даже если обычные животные не способны нанести человеку существенного вреда, но что если потом зараза перейдет на людей? Шэм помнила, что случилось с жителями горной деревушки. Ее задача как мага – предотвратить это и  разобраться с первопричиной.

Они ехали молча, и это время Шэмора решила потратить на наблюдения за окружающей действительностью и плетениями. Авось как что-то необычное заметит, что-то странное – будь то необычное поведение какого-нибудь животного, перемена в погоде или крошечное изменение в Плетении? Но ничего подобного колдунья не замечала. Только прерии, только лес вдалеке: ни одного животного, ни единого изменения в Плетении. Даже погода оставалась такой же, какой была вначале их путешествия.
─ Никаких изменений, мир как будто уснул,  ─ проговорила женщина, ни к кому в принципе не обращаясь, и буквально в следующий момент взору магов и их сопровождающего предстало стадо бизонов.
Вот странно это. Что в прериях им не встретилось ни единого животного, что бизоны напали лишь на подходе к лесу. Как будто кто-то сначала дал им передышку, позволив поверить в то, что справиться с делом будет проще простого, этим самым заманив в ловушку. Шэморе совершенно не страшно, но и попасть под копыта обезумевшего  зверья тоже не хочется.
Консуэлон прав – нужно как можно скорее укрыться от стада, и совершенно не важно где. Хоть под землей, хоть под водой, что в воздухе.
- Уже иду, ─ Шэмора запрыгнула в яму вслед за старшим чародеем, и повернулась в сторону Давида. ─ По моим подсчетам, бизоны будут здесь через несколько минут.
Чародейка сорвала с себя шарф и поспешила выполнить поручение мейстера Арана, завязав своему коню глаза.

Топот все ближе. Вот уже земля задрожала буквально над ними, но ни одного комка, ни одной песчинки не упало на магов и Давида.
Барьер.
Шэмора движет обеими руками перед собой, создавая защитные плетения. Барьеры и щиты это лучшее, что удается ей в рамках боевой магии, но в какой-то момент удерживать щиты становится несколько сложнее. Как будто она не зрелый служитель, а неопытный адепт.
─ Мейстер Аран, у меня почему-то не получается сосредоточиться, ─ с легкой тревогой говорит Шэм. Неужели кто-то пытается ей помешать, или же дело сейчас в другом? Может, переволновалась просто? – Давно уже не было такого.

Когда Киган узнал, что его ищут для странной работенки на границах Андана, когда путешествовал в горах, в поисках странных созданий с грибами, растущими на них. Алхимик из Лана заплатил целых триста империалов за только одно путешествие туда, а по обратному возвращению пообещал накинуть сверху ещё столько же, если Лев принесёт ему чудо-грибочков.
Путь лигийца пролегал в близости от торговых путей, потому для него не составило труда узнать последние слухи, которые становились все больше похожими на правду. Нападения агрессивных зверей всё чаще и чаще наводняли округу ужасом, и если верить местным, то стаю волков видели уже в деревушке Бария, всего в двадцати милях от самого Андана. Лев немного подумал, и решил, что наведаться по волчьи души ему совсем не помешает. С его-то способностями он в миг сможет одолеть озверевших волчар.

Но по прибытию его тут же нашла парочка старых знакомых – таких же отбитых искателей приключений, которых он знал ещё со времён своих путешествий по Сторожевым горам. Те его быстро просветили, рассказав, что на самом деле всё куда хуже, и что всполошились не только волки. Каким-то чудом они сумели подбить его на это уже не столь сомнительное дельце, и уже по прибытию к точке сбора Киган понял, кто их будет сопровождать.
Он был чертовски рад видеть ушастого бродягу, но тот выглядел каким-то то ли расстроенным, то ли рассерженным, потому Лев решил просто не приставать с кучей вопросов. Хотя, конечно, вопросы всё же имелись, причём в большом количестве.
Отряд, в который его завербовали, состоял из трех воинов, проводника и нескольких магов, которых этот феномен агрессивных созданий очень привлёк. И будь Лев проклят, но это точно были Семицветники, потому что их плащи были измазюканы разноцветными красками. Хотя, если он не ошибался – то эти маги были не так уж и подкованы, учитывая малое количество цветов.

Они двигались быстро, и Лаан молча вёл отряд вперёд, а сам лигиец двигался рядом с остальными воинами. Джо, моргая слепым глазом, отпускал шутки про их проводника, с Лайард поддакивал и они оба громко смеялись. Но лес смыкался над их головами, и это беспокоило. К тому же, не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы видеть беспокойство Лахлаана.
Киган почти физически ощущал, как на плечах элфинида утяжеляется груз расстройства. Он понимал, что ему стоит просто поговорить, но никак не было момента. Да еще и Джо начал отшучиваться в духе «какая дырка могла родить такое безобразие». После этого Кигану стало просто противно ехать с ними, и он дал по ребрам лошади пяткой ноги, припуская ее в галоп.

- Нужен привал, - один из магов, сверкая какой-то стекляшкой на глазу, придержал поводья своей кобылы и остальные маги поддержали его, и отряду пришлось остановиться. Когда же старые друзья Кигана кинулись есть моронику, он хотел их остановить, но Лаан оказался быстрее и на ломаном языке, объяснил, что их есть не стоит. Лев захохотал, и качнул головой в ответ лучнику, который был сам на себя не похож – все эти темные волосы, глаза и дурацкие усики – лигиец слишком привык к настоящему Лахлаану, потому в этом образе он едва его узнал, хотя уже видел его.
- Джо, ты не понял? Наш проводник говорит, что если ты съешь эти ягоды, ты будешь гадить под ближайшим кустом еще пару часов, - вытирая подступившие от смеха слёзы, Киган отвернулся от дурней, что совсем не знали этих мест. Впрочем, он сам был не большим знатоком этих лесов, но за время знакомства он кое-чему научился у Лахи. И что-то в его поведении позволяло ему сделать вывод, что тут творится что-то нечистое.
Киган уже привязывал лошадь к ветке то ли липы, то ли вяза – признаться, Лев никогда не был знатоком растений, тем более, в новых землях – когда услышал в зарослях бузины какой-то шорох. Он замер, прислушиваясь к звукам, пытаясь понять, что же там. Неожиданно из-за кустов вылетела огромная серая туша с оскаленной пастью.

Только отменные тренировки и вечное хождение по лезвию ножа позволили Кигану среагировать должным образом. Он рухнул на спину, больно ударившись о землю, и слыша, как зазвенел его «Лев» в ножнах. Сломать меч он не мог, но вот сломать себе что-то им мог вполне. Лигиец успел задрать ноги вверх, принимая на них вес напавшего зверя и продолжая движение, перебросил его через себя, заставив перекувыркнуться и удариться о землю. Волк заскулил, но явно сдаваться просто так не собирался.
Пару мгновение понадобилось воину, чтобы перевести дыхание и заставить себя перевернуться на грудь. Представшая перед ним картина была кошмарной – один маг уже захлебывался кровью, остальные быстро пытались сплести какое-то заклинание защиты, то и дело ломаемое атакой зверья. По крайней мере, так мог бы описать их махания руками Киган. Джо попал под тяжелую лапу огромного волка, и кровь его уже обрызгала ближайший ствол. Лайард пока что отбивался от пары волков. Лаан – и тут сердце мужчины забилось быстрее – был сбит с ног еще парой донельзя злых зверей.

Подняться на ноги оказалось уже не такой неподъемной задачей. Рукоять меча легла в руку, пока Киган, снова увернувшись от атаки твари, вытаскивал его. Если честно, ему показалось, что среди нападавших волков он видел Яру, но не был уверен, так как видел её всего пару раз. Молясь Кали, да и всем богам одновременно, Лев снова ушёл от удара, но всё же ощутил, как острые когти распороли ему штанину и вместе с ней ногу. Кровь брызнула на земь, заставляя животное зарычать ещё злее – кажется, запах алой жидкости раззадоривал тварь.
Но будь это даже верная волчица Лахлаана – Киган вовсе не собирался умирать вот так, от клыков яростного зверя. Изловчишись, Лев размахнулся своим клинком и сильным ударом рассёк шкуру зверя подле шеи. Волк упал, и захрипел. Это был шанс – и лигиец им воспользовался. Очередной удар в голову прервал жизнь зверя, и тот, дёргая лапами, замер. Разбрызгивая кровь и мозги, воин вытащил меч из головы животного, и повернулся в ту сторону, где последний раз видел Лахлаана. Кажется, лучнику досталось больше, чем ему.

Недолго думая, Железный Лев сделал глубокий вдох. Чтобы провернуть этот трюк и спасти внезапно подорожавшие шкуры отряда, ему придётся использовать свой дар. Конечно, при других обстоятельствах он никогда бы на такое не решился, но не теперь. Выдох. Вой вокруг стал становиться все тише. Вдох. Ветер обрёл доселе неведомую для самого себя мягкость и даже робость. Выдох. Сердце сделало всего один удар.
Одно движение показалось Кигану вечностью. Стоящая на пути волчица – она показалась знакомой – отлетела в сторону, скуля от боли после удара ногой. . Второй волк оказался без головы через еще один шаг. Третий волк, едва начал скулить, как его голова оказалась пробита острым клинком. Шаг. Еще шаг. Волк уже приготовился сомкнуть клыки над горлом Лахлаан. Удар ноги в голову – и зверь отлетает куда-то в густую темноту леса. Последний волк, чьи зубы уже вцепились в ногу ушастого, был убит резким ударом – его тело отвалилось, а голова так и повисла на голени Лахи.

Шаг. Еще один зверь разрублен, пока огненная стрела мага, как замерший всполох, колышется в воздухе. Шаг. Волк, когтями впившийся в грудь Лайарда, получает удар в бок, и кровь брызжет во все стороны, разлетаясь красивой багровой мозаикой вокруг. Шаг. Киган слышит, как бьётся его сердце. Шаг. Вдох. Выдох. Мир возвращается к своему естественному порядку, и меч звенит в руках воина, напившись крови и боли.
Лев заполшно дышит, стараясь удержаться в равновесии, ощущая, как перед глазами пляшут черные пятна. Раньше он никогда не был таким быстрым.. и смертоносным. Раньше никогда его сила не обострялась так сильно. Взгляд его падает на Лахлаан, а затем он оседает на землю тяжелым мешком, обливаясь холодным потом от чудовищной усталости.

Отредактировано Киган Железный Лев (2019-09-19 20:15:18)

Вполне вероятно, если бы у него была возможность уединиться с Киганом, Лаан бы чувствовал себя намного лучше. Хотя бы за руку его взять, но люди, как теперь уже точно знал юноша, известные противники подобных жестов между людьми одного пола. Встречались, конечно, те, кому все равно, но вероятность столкнуться с непониманием и ненавистью была ощутимо выше. Наверное, это придавливало настроение Лаана еще ниже к земле: он категорически не понимал, какое вообще дело другим людям до чувств двух других людей. И хихикающие позади мужланы этих мрачных мыслей светлее уж явно не делали, а только добавляли Лахлаану еще больше негатива во взгляд.

Он чуть поворачивает голову, украдкой наблюдая за тем, как Киган привязывает своего скакуна к ветке дерева и думает о том, что с огромным удовольствием бы лег спать вместе с ним. Привычно устроил голову на широкой груди, обхватил рукой вокруг талии, по-хозяйски забросил ногу на бедро и начал бы урчать от удовольствия, как огромный кот. Иногда ему хотелось, чтобы Киган так же спал и на нем, но Лаан с этой точки зрения не вышел телосложением – слишком тонкий и узкий. Спать на нем просто неудобно.  А еще, может быть, мужчина банально боялся его сломать, хотя прекрасно понимает – если Лахлаан захочет, его не сломает и падение с большой высоты.

У людей все так сложно. Прошло уже почти два года, а Киган, кажется, все еще видит в Лаане того, кого надо оберегать и защищать, постоянно забывая: это не Лаан хрупкий смертный, а он – Киган.

Юноша уныло опускает уголки губ и утыкается носом в колени, прижатые к груди. Остается разве что смотреть на Кигана. В данном случае – на его чертовски широкую спину, представляя, как под кожей перекатываются мышцы. Позади слышен хохот и опять незнакомая речь. Лаан сощуривается – эти люди начинают раздражать. Не просто угнетать, а конкретно так раздражать, хотя юноше в принципе не свойственно испытывать раздражение.

Увлеченный мысленным перемыванием косточек наемников и параллельным созерцанием спины Кигана (кажется, Великий дух лично приложил руку к сотворению этого шедевра человеческого тела!), Лаан слишком поздно слышит движение. Он рывком поднимает голову, его глаза испуганно расширяются, но прежде, чем юноша успевает прокричать «волки!», чувствует, как его спину раздирают когтями, острые зубы смыкаются на плече. Вместо предупреждения Лаан вскрикивает от боли и запрокидывает голову, заводя руки за спину, чтобы попытаться содрать с себя зверя – пальцы путаются в колючей шерсти, натыкаются на слюнявую пасть, но вместо того, чтобы отпустить, волк обходит юношу и волочит по земле, яростно рыча. Из-за боли Лахлаан не может сконцентрироваться и успокоить животных, не может собраться с силами и даже хотя бы просто выключить эту боль. У него есть кинжал на поясе, но он упорно пытается отпихнуть одно животное руками, а другое – ногой, не давая себя схватить за щиколотку. Всё происходит за какие-то пару мгновений, два, может быть, три удара сердца; Лаан только успевает повысить болевой порог, когда хватка на плече, возле шеи, вдруг ослабевает. Юноша слышит скулеж, а затем понимает, что кто-то отпихнул зверя прочь. Рывком садясь на земле, Лахлаан поднимает взгляд и видит Кигана. План вскочить на ноги и успокоить животных, сводя жертвы до минимума, затухает, не успевая даже начать приводиться в исполнение – юноша в страхе замирает, выбитый из колеи тем, что видит. Он может почувствовать, как что-то внутри него разрушается с каждым новым взмахом меча, но не в силах даже просто сдвинуться с места.

Лахлаан не боялся Кигана, когда они впервые познакомились. Опасался и был осторожен, но не боялся. А теперь – боится. И этот смертоносный вихрь, несущий кровавую расправу – это в него Лаан влюблен? Хочет крикнуть «стой!» или «хватит!», но язык не слушается. Слова застревают в горле.

Он моргает несколько раз, стараясь скинуть с себя те оковы, что парализовали его; наконец, сдвигается с места – вскакивает на ноги, прижимает руку к разодранному плечу, вторую выставляя перед собой и почти мгновенно успокаивает остальных волков. Те пара, что еще остались живы. Звери опускают морды и пятятся назад, спустя мгновение равнодушно разворачиваясь и убегая, словно вдруг потеряли к людям всякий интерес. Поворачивается и в последний момент уворачивается от огромной рыжей пасти. Свою волчицу он узнает всегда. Правда сейчас она сбивает его с ног совсем не ради игры.

— JARA! Elle-hyna! — успевает заорать прежде, чем огромные зубы сомкнуться на голове. Гаур прижимает его к земле; Яра приподнимает морду, внимательно глядя черными глазами на Лаана. Опускает одно ухо и поворачивает голову на бок, будто вообще удивлена, что хозяин откуда-то взялся перед ней. — Nyrwa elle-rrywen!

Он выползает из-под волчицы, рукой отпихивая её морду. Подбегает к Кигану, едва его видит, и, на всякий случай, по максимуму лишает себя всяких чувств. Страх, разочарование, боль, беспокойство, сочувствие, горечь – всё угасает. Лаан знает, что если будет слишком сильно переживать, то не сможет изменяться, пока его эмоции вновь не придут в норму. Лучше уж выключить их сразу и все, чтобы не дать захватить своё сознание окончательно. Потому что повсюду кровь, трупы. Мертвые волки, которые не должны были умирать. У Яры, кажется, сломано ребро – она то и дело тыкается в бок своим носом. Юноша совсем не хочет думать о том, что чтобы сломать ребро гаура надо обладать внушительной сильной. Более внушительной, чем у обычного человека. Ну, скажем, силой одаренного?

У Лаана на губах появляется нервная улыбка, когда он опускается рядом с Киганом на колени.

— Глубоко? — он качает головой, глядя на разодранное бедро. Так много крови. У него самого кровь уже остановилась. К завтрашнему дню на плече, спине и ноге раны будут уже полузажившие. Почему люди такие хрупкие?

— Jara, kewmaran, — бросает Лахлаан через плечо, — не понимаю, почему нападать, — Лаан снова нервно улыбается, говоря на веранском, а следующую фразу произносит на язык аборигенов: — не было команды. Гаур, который обучен – послушный зверь, — воспитанный гаур, естественно. Но его народ тысячелетиями держит их в качестве своих ездовых животных и, попутно, защитников – они знают, как их нужно воспитывать, каким командам обучать. И сейчас Лаан просто не может понять, почему Яра напала с остальными волками – она не дикая. Она охраняла его, бегая неподалеку, но почему вдруг словно с цепи сорвалась, лишившись всякого рассудка?

— Скажи, что делать, — просит Лаан, поднимая на Кигана взгляд, — здесь трав нет, чтобы сделать… на рану, для раны, — от нарастающего волнения забывает слова, — nacrysan hau, — юноша вздыхает, — далеко идти, боюсь тебя оставить, — Лаан поджимает губы.

Он чувствует жар на щеке, и следом легкий поцелуй. Даже сквозь плотную завесу заблокированных чувств, Лаан ощущает, как болезненно-приятно сжимается его сердце. Киган, кажется, сожалеет о том, что случилось. Хотелось бы верить, что сожалеет искренне. Юноша поднимает руку и мягко проводит по светлым волосам мужчины, перебирая их между пальцами. Будь в нем чуть больше эмоций, он бы, наверное, прошептал что-то вроде «ты даже не дал мне шанса успокоить их», но эмоций нет. Лишь их слабые отголоски, они будто в отдалении от своего непосредственного хозяина. Стоят вокруг него, но не подходят ближе, находясь вне тела Лахлаана. Сейчас он пустая бесчувственная оболочка, которая мыслит в отрыве от чувственных категорий.

— Слышу, — отзывается юноша, глядя на Кигана ничего не выражающим взглядом, — не надо вставать, — он недовольно качает головой, а после оборачивается, чтобы оценить масштабы бедствия и помочь остальным. Маги оказались слишком медлительны для волков – двое мертвы, один жив чудом. Пока жив. Лаан внимательно смотрит на него, слышит запинающееся дыхание и поджимает губы. Ему не помочь. Снова качает головой, думая – а вдруг? Он осмотрит его на всякий случай.

Юноша опрометью кидается к испуганной лошади, мгновенно её успокаивая. С застежкой сумки возится гораздо дольше, пока скакун равнодушно фыркает. Она, наконец, поддается, и Лахлаан, подцепляя бинты, проходит мимо мага, опускаясь перед ним на одно колено. Тот хрипло и еле живо улыбается, продолжая держаться за живот. У него на лице – страх смерти. Мысли о том, что он еще молод и хочет пожить, но ужасающее понимание, что ему не суждено увидеть следующего рассвета. Лаан мягко, не настойчиво, касается его руки, осторожно опуская её ниже, бегло осматривает рану и поджимает губы. Нет, не жилец. Юноша не уверен, что и сам смог бы излечиться от подобной травмы. Он поднимается с колен и возвращается к Кигану, вкладывая его руку бинты и медленно поднимая бесчувственный взгляд. Долго смотрит снизу вверх, делает шаг чуть ближе.

— Тому есть только один способ помочь, — шепотом произносит Лаан, — ты знаешь его. Он тебе не понравится.

Люди так щепетильно относятся к смерти и, при этом, столь равнодушны к чужим жизням, что это кажется странным. Они затевают драки, затевают войны. Не моргнув и глазом могут убить в бою, как это сегодня сделал Киган, оборвав жизни волков. Но при этом крайне негативно относятся к тому, если кто-то завершает чьи-то мучения, совершая акт последнего милосердия. Лаан только надеется, что Лев его на это взгляды понял уже давно. Хотя бы благодаря тому, что они охотились вместе неоднократно, и Лахлаан упорно из раза в раз твердил, что ловушки – жестокий способ поймать добычу. Животное мучается в ожидании смерти, и куда более милосердным будет оборвать жизнь одним быстрым и точным выстрелом. Это будет дань уважения к зверю.

Лаан опускает голову; отходит от Кигана и берет лук и одну из стрел, которая спустя всего один удар сердца вонзается в лоб мага. Оставшийся в живых наемник вздрагивает и громко чертыхается, хватаясь за мечь. Юноша переводит на него цепкий не мигающий взгляд и видит в ответном немое осуждение и ужас. И страх? Думает, что сейчас и ему прилетит стрела в голову?

— Он не прожить и половина час, — равнодушно поясняет Лаан, — ты – выживешь. Если бы я так умирать – я бы хотел получить стрела. Это милосердие, — юноша медленно выдыхает. Ему в принципе странно говорить такие очевидные, на его взгляд, вещи. Собственному народу не нужно объяснять такие пожелания, потому что они того же мнения. Лахлаан не сомневается в том, что если сам получит неизлечимую травму, то его мучения прекратят даже сестры. Да, терять близких больно. Но не больнее ли смотреть, как они страдают в ожидании прихода смерти? Не слишком ли эгоистично оттягивать этот момент, отказываясь взять на себя ответственность и стать последней тенью погибающего?

Лаан рывком поворачивает голову к Кигану, указывая на него одним концом лука.

— А ты перевяжи рану и сядь, упрямый, — это должно было звучать решительно, но в голосе юноши звенит сухая отчужденность, — нет идти теперь – опасно, ночь. Рана не смертельна, но кровь идет, — строго говоря, Лаан без понятия, сколько крови должен потерять человек, чтобы закрыть глаза навечно. Если не остановить её, то даже не смертельная рана может стать таковой.

Да и какая помощь посреди степи, постепенно уходящей в Великий лес? Какую помощь хочет найти Киган? Человеческая только в Андане. Помочь элфинид? Кевар им добавят стрел еще на подходе. Да и до них-то еще добраться надо. Здесь на множество километров нет ни души.

— Вам надо поспать. Тебе – особенно, — Лаан опускает лук обратно на землю, — костер нельзя. Но Яра – теплая, не замерзнете, — Лахлаан, конечно, тоже может поработать в качестве источника тепла, и обнимать Кигана приятно, но вот второго наёмника… нет, спасибо. Не настолько у него сильно милосердие.

И отойти бы от этой бойни.

— Идем, — он обнимает мужчину вокруг талии, беря на себя часть веса, и отводит дальше в полоску тонкого леса, разделяющего степь.

— Яра! — подзывает волчицу и когда та выходит – медленно оглаживает огромную морду, отдавая команду лежать. Гаур послушно укладывается на земле и Лаан смотрит на Кигана. — Иди к ней и сядь рядом с… где бок… ближе к её задние лапы, — сам он разворачивается и возвращается к наемнику у дерева, опускаясь рядом и помогая перевязать рану.

— Что это вообще за зверина и какого демона она тебя слушается?!

Он, видимо, очнулся от шока и у него снова прорезался голос.

— Ты сядешь у её морды, — Лаан вопрос полностью игнорирует.

— Сам садись возле этих зубищ, парень!

Он, кажется, не очень умный. Лахлаан поворачивает голову и смотрит на скаа, как на неразумное дитя. Яра его не знает и не подпустит к хвосту, ей будет неуютно от того, что чужак так близко к незащищенным частям тела. Другое дело, её морда. Она будет понимать, что в случае чего можно просто повернуться и клацнуть зубами.

— Не буду я сидеть рядом с этой звериной!

— Не сиди, — равнодушно отзывается Лаан, — можешь мерзнуть. Я все равно. Можешь даже тут остаться, — к счастью, оставаться он не соглашается и милосердно (попутно весь кривясь, будто делает превеликое одолжение) позволяет юноше помочь себе подняться на ноги и отвести ближе к Кигану. Он что-то говорит ему на неизвестном языке, когда Лаан оставляет их, чтобы засыпать костер землей. Яра равнодушно подметает пыль хвостом, никак не реагируя на близость Кигана к себе, а вот на второго мужчину смотрит внимательно и не сводит взгляда.

Заканчивая с костром, Лахлаан берет лошадей, возвращается к мужчинам и садится под боком у Яры, подтягивая колени к груди.

— Тебе надо спать, — снова повторяет он, медленно поворачивая голову к Кигану, — ты устал. Я буду ночью присматривать, — Лаан пытается улыбнуться, но его улыбка выглядит ненастоящей, будто бы приклеенной к лишенному всяких эмоций лицу.

— У меня от тебя мороз по коже, — внезапно признается наёмник, глядя на юношу, как на врага всего человечества. Словно с удовольствием бы всадил ему нож в сердце, да сил не осталось. Лаан пожимает плечами. Ему вспоминаются рассказы старых учителей о том, что первые люди, которые прибыли сюда множество сотен лет назад, прозвали кевар «безликой смертью» именно из-за вот такого равнодушного облика. Ни ненависти. Ни сожаления. Ни ярости. Ни страха. Ничего. Только быстрая смерть, которую несли их стрелы.

— Будешь сидеть дальше в там, — Лаан указывает на него кивком головы, имея в виду расстояние, после чего откидывается назад, на шерсть Яры, и прижимается к плечу Кигана своим, — будет мороза больше.

Отредактировано Лахлаан Лориэн-ан (2019-09-27 03:49:34)

Кигану тяжело шевелиться. Усталость была почему-то слишком сильной, и  как бы он пытался бороться с ней, выходило отвратительно. Руки все ещё сжимали меч, когда Лаан сообщил о том, что хочет сотворить. Поначалу в душе Льва поднялась волна – как так, зачем убивать, нужно попытаться спасти! – но всего одного взгляда в эти пустые синие глаза хватило, чтобы понять – элфинид прав. Да и чего греха таить – с наполовину распоротым брюхом, из которого едва ли не вываливалась требуха, выжить было невозможно.

Почему-то смотреть на это Киган не смог – отвернулся, и лишь услышал тонкий свист выпущенной стрелы, и тихий предсмертный вздох. Да, он всё понимал – но смириться с этим было всё ещё трудно. Лахлаан ему много рассказывал о милосердии, о том, что долгая и мучительная смерть это ужасно. Но ушастый так и не понял одной важной вещи – люди всегда надеялись, всегда верили до последнего в свои силы и способности, в своё выживание. Киган тоже верил – но уже понимал, что ему пытается втолковать его возлюбленный.

- Спокойно, Лайард, - наёмник поднял свой клинок, явно стараясь защитить Лахи от нападения, но всё это выглядело, как минимум, глупо – хотя бы потому, что Лайард был куда слабее Кигана, да еще и в меньшинстве. Лев не хотел бы выходить в схватку с боевым товарищем, да и не успел бы – стрела Лахлаана оборвала ещё одну жизнь, если бы вояка решился атаковать их. Тогда, получается, не такие уж и праведные эти элфиниды, как пытается ему объяснить Лахи? Насколько же велика эта пропасть между их народами, что не позволяет спокойно и мирно сосуществовать, вызывая лишь непримиримые различия?

- Как скажешь, мамуля, - слабо огрызнулся Киган на слова Лаана о перевязке, умом понимая, что тот прав. Подхватить какую-нибудь заразу в этих лесах проще простого, но с другой стороны, помереть от какого-то слабенького ранения было бы весьма позорным для такого бывалого бойца, как он. Пошатываясь, Лев подошёл к мертвым магам, стараясь не смотреть на лежащие рядом с ними тела убитых волков, и залез в сумку одного. Что же, как он и ожидал – у того были с собой какие-то колдовские штуки: жезлы, больше похожий на конский хер, но в миниатюре; сфера из хрусталя и три пузырька с разноцветными жидкостями. Кажется, этот маг и был самым главным среди всех троих, потому у него должно было быть больше всяких припасов. Схватив пузырьки, Лев запихнул их в карман, и снова запустил руку в суму. Пару полосок белой ткани нашлись в самом низу, и вытащив их, Лев наскоро разрезал свои безнадежно испорченные штаны кинжалом, и вытащив флягу с водой, промыл рану, чтобы следом туго перемотать кровоточащие следы когтей.
Яра встретила его утробным ворчанием, но в нём совсем не было зла, и Киган осторожно погладил шкуру животного, тихо приговаривая:
- Спокойно, это я, - кажется, волчица была совсем не против поглаживаний, но то и дело тыкалась носом в бок, и с Лев с опозданием вспомнил, что именно её и пнул хорошим пинком, когда рвался вперёд ради спасения жизни Лахлаана. Стало немного досадно – Яра никогда не была к нему агрессивна. Хотя, конечно, их первую встречу Киган запомнил навсегда – ещё бы, когда Лахи радостно объявил, что у него есть лесной товарищ, с которым он часто путешествует, лигиец ждал кого угодно, но не огромную волчицу, осторожно вышедшую из кустов самшита. Он тогда схватился за меч, чтобы отогнать злого хищника и был чертовски ошарашен, когда Лаан встал между ними и начал на ломаном веранском объяснять, что это и есть его боевая подруга.

- Я не со зла, Яра, - продолжая гладить волчицу, зашептал Киган, наблюдая искоса, как Лайард пытается спасти свою шкуру и не подходить к зверю. Никакие доводы его не убеждают и когда Лаан равнодушно отворачивается, веранец принимает его помощь.
- Дружище, лучше слушай его – он в этих лесах рождён, и знает их лучше нашего. А волчицы не бойся – она ручная. – Лайард выпучивает глаза, словно до него доходит только сейчас, что ему сказали, но прежде чем сесть рядом с пастью зверя, буркнул:
- Так и знал, что ты знаком с этим проводником. – костёр затухает под старательными движениями элфинида, но Киган молчит – он доверяет в таких делах Лахи, да и честно говоря – сейчас спорить просто нет сил. Глаза смыкаются всё сильнее и сильнее – лигиец не понимает, то ли так дар по нему жахнул, то ли от потерянной крови, то ли всё вместе – но его неумолимо клонит в сон. Теплый волчий бок немного колется, и краем уха Лев слушает беседу выживших, понимая, что те вовсе не рассказывают друг другу потаенные истории.

- Не зли его Лайард. Иначе я тебе оторву бубенцы, а он их расстреляет с полумили, - тяжело вздыхая, выдаёт Лев, ощущая, как черная глубина сна медленно захватывает его и тянет за собой в спасительное царство сновидений.