О, отлично, они идут в город! Лаан весь сиял и сыпал вопросами на Кигана. Какой город? Большой город? А людей много? А что там еще есть? А дома какие? А что продают? Поездка казалась ему даром Великого духа, вторым шансом. Его первое знакомство с человеческими городами… не удалось. Лаан там чуть собственную руку не оставил оттого, что его сочли воришкой, чудо, что Риовен вовремя обнаружил пропажу друга и кинулся ему на помощь вместе с сестрой. Больше они с излишне энергичной «полубелки белобрысой» глаз не сводили и таскали за собой чуть ли не за ручку. Лаану казалось, что визит в город вместе с Киганом пройдет гораздо веселее! Мужчина ведь, кажется, такой же, как и он, авантюрист, не то что серьезный и внушительно мрачный поцелованный огнем, который и шагу юноше не давал сделать лишнего. За что его винить, конечно же, нельзя; он прав в этом. Лахлаан это тоже понимает прекрасно, но тем не менее, Риовена про себя сравнил с грозной и суровой Ахади, а Кигана с падкой на подозрительного толка приключения Лантэ. Ух, вот теперь он от души погуляет и рассмотрит всё-привсё! Лаана даже потряхивало от нетерпения, пока они шли в город; он то и дело начинал круги нарезать вокруг Кигана, снова и снова спрашивая то, что уже спрашивал. Ему просто нравилось, как мужчина закатывает глаза и повторяет. У него очень приятный голос, и, кажется, Кигану и самому нравилось по десятому разу говорить что-то про Фламмар своему спутнику и наблюдать, как его глаза ярко вспыхивают восхищением.

Киган, помимо всего прочего, счел внешность Лахлаана приемлемой. Уши укоротить и округлить, волосы чуть темнее, глаза чуть светлее, чтобы за его младшего брата сошел, и нормально. Броский образ, привлекающий взгляд, но мужчина словно не хотел лишать Лаана большей части его истинного облика, оставляя его максимально нетронутым.

В самом городе рот у него не закрывался тоже, однако теперь не из-за потока вопросов, а из-за постоянного ощущения «ух ты!», «вау!», «ого-го-го!». Лаан с тонкой улыбкой шугался в сторону от назойливых торговцев, предлагавших «красавцу» купить «невесте в дар» браслет, камень или платье. Здесь было шумно. Кажется, даже шумнее, чем в другом городе, там, где они с Риовеном были. Лахлаану показалось, что сегодня какой-то праздник. Проходящие мимо люди весело хохочут, обнимаются, что-то кричат. И почему его народ так невзлюбил скаа? Они совсем не кажутся злыми! А веселятся ну точь-в-точь как на родине юноши, в день Великой охоты, к примеру. Не хватает только музыки и быстрых танцев, которые так любят в лесном народе.

Как Лаан и надеялся, с Киганом было куда веселее, чем с мрачным Риовеном, который постоянно одергивал юношу и все равно умудрился прохлопать, когда тот вляпался в неприятность со всей этой своей наивностью и искренностью, которую в большом городе, разумеется, не оценили. Киган не дергает Лаана чуть что, позволяет отбегать – недалеко, конечно – и прилипать носом к прилавкам, утягивать себя во все стороны и терпеливо – с улыбкой – отвечает на все вопросы. Мужчина, кажется, из поля зрения его не теряет. Мало ли что. Язык Лахлаан знает пока еще плохо. Киган его, конечно, поучил веранскому – как и сам юноша своему языку учил нового друга — однако говорил он пока из рук вон плохо, а слишком быструю речь и вовсе не сможет понять.

Лаана привлекают пухлые бежеватые кругляшки, будто присыпанные снегом сверху. Он принюхивается и понимает, что никогда не слышал подобного запаха. Сладкий-пресладкий! Слаще любых фруктов из Великого леса! Юноша облизывается, подходя ближе, а потом сникает – ах, да. Деньги. У него нет денег, чтобы попробовать человеческое угощение. Если это оно. Это же оно?

Лахлаан сосредоточенно хмурится, перебирая в памяти слова, а когда нужное всплывает, окликает торговца, укладывающего другие пышки в корзину молодой девушки.

— Еда? — спрашивает юноша на веранском, тыкая пальцем в заинтересовавший его товар.

Мужчина по ту сторону прилавка критично оглядывает Лаана. Судя по выражению его лица, он никак не может понять – перед ним нищий дикарь или обеспеченный человек? Одежда-то чистая, явно хорошего качества; да и лук за спиной – загляденье!

— Да. Булочки, пять ассов, — наконец выдыхает он.

Лахлаан сникает еще больше. Ассы – это деньги? Но у него нет денег. А так хочется попробовать. Глупые людские привычки обменивать полезные вещи на бесполезные металлические кругляшки. Почему они их так ценят?.. Лицо Лаана внезапно светлеет – точно же! Ценность! Раз деньги люди так ценят, то, значит, можно обменять товар на какую-то иную ценность!

Юноша, абсолютно довольный собой, вытягивает из кармана небольшой камень и берет присыпанную снегом пышку, тут же надкусывая. И мычит от удовольствия, не в силах сдержать восторга. О, великий дух, этот снег просто невероятен на вкус! Такой сладкий, ох! Он бы с удовольствием только этот снег и ел! Лаан, не удерживаясь, начинает его слизывать с поверхности пышки, попутно весь уделываясь этим самым снегом.

— ЭЙ! А ПЛАТИТЬ КТО БУДЕТ?!

Лаан протягивает блестящий камень на ладони.

— И что это?

Лахлаан сосредоточенно щурится. Торговец повторяет свой вопрос на языке аборигенов.

— Вместо денег. Это ценность большая! — гордо говорит юноша, счастливо улыбаясь от того, что сумел со всем разобраться без помощи Кигана.

Торговец с сомнением берет драгоценность, видимо надеясь, что ему попался богатый дурачок – по виду должно стоить гораздо больше, чем эта самая булочка. Однако при пристальном рассмотрении камень оказывается лишь хорошо обработанным стеклом. Не нужно быть ювелиром, чтобы понять это.

— Ты что мне дал, парень?! Плати давай!

Лахлаан молча кусает от булочки, хмурясь. Не понимает, что этому мужчине от него еще надо? Вот же ценность! Он заплатил!

— Камень. Вместо денег, — повторяет Лаан, быстро жуя.

— Я тебе этот камень сейчас знаешь куда засуну?! — угрожающе предупреждает он, шагая ближе к юноше.

Лаан задумывается на одно мгновение, глядя под ноги торговца, а потом поднимает на него сияющий взгляд. Вспоминает некоторые слова Риовена и его просто озаряет.

— В жопу? — с искренней радостью спрашивает юноша, расплываясь в широкой улыбке. Будто они играют в угадайку и Лахлаан только что победил. Он, в самом деле, не рассматривает ситуацию, как потенциально опасную, потому что он дал «деньги» за покупку.

— Паршивец!

Лаан поздно понимает, что это все не шутка и он опять умудрился сделать глупость. По спине пробегает холодок, он уже мысленно планирует, как будет убегать, ловко взбираясь по стене дома, однако его спасает Киган, появляясь рядом и кидая несколько монет разъяренному владельцу лавки. Тот мигом останавливает поток брани.

— Шашибо, — лопочет, Лахлаан с набитым ртом; проглатывает огромный кусок, проводит языком по губам, собирая с них сладкий снег, а после осторожно заглядывает через плечо Кигана, — ….а можно еще? — неуверенно мнется он, поднимая на мужчину виноватый взгляд.

— На еще одну тут хватит, — влезает торговец.

Спустя пару мгновений Лаан радостно трескает вторую булочку, проводя по ней языком, чтобы собрать весь сладкий снег.

— Я не понимаю денег, зачем так сложно, — сокрушается он, — почему бы не брать то, что нужно? А если не хочешь просто так отдать – возьми клятву слова, — Лаан на миг смолкает, пока жует огромный кусок, — когда были с Риовеном в Ил-иларрии, там чуть рука не отрезать. Риовен спас, — Лахлаан качает головой, — назвали меня вор, — он морщится, — но вор брать чужое. Но мне же не надо чужое! Непонятно ничего!... О-о-ох, а ты знаешь может Риовен? — Лаан, как всегда, перескакивает темы на тему, когда находится в таком приподнятом настроении, будто не может удержать ни одну мысль в голове на достаточно долгий срок.

— Он будущий атари… хм, ну, то есть, вождь, — вовремя исправляется, — у него сестра-близнец, Риванон. Они из сибридов, тоже лесные, — Лаан широко улыбается, — и поцелованные огнем! — глаза у него начинают восторженно блестеть. — Такие оба два красивые! Само пламя в волосах!

Юноша мечтательно улыбается, доедая сладкое угощение и принимается облизывать пальцы, мыча от удовольствия.

— Ты похож на Риовена! — объявляет Лаан. — Он тоже большой, высокий, красивый, с широкая спина и плечи, — юноша забегает чуть вперед, вставая лицом перед Киганом, и касается его плеч, оставляя на них сладкий снег со своих пальцев. — Ой! — Лаан поспешно отряхивает мужчину, после всего вновь встает слева от него.

— Риовен такой… серьезный, — Лахлаан тихо смеется, — говорит, что я полубелка-полудемон… ему двадцать три… кажется, — Лаан не слишком уверенно произносит это, — а такой уже серьезный. Люди так быстро растут почему?

Отредактировано Лахлаан Лориэн-ан (2019-09-29 00:37:07)

Значит, для людей деньги – такой же товар, но он нужен всем, и они обменивают этот товар, чтобы получить нужный другой товар?.. Лахлаан может почувствовать, как начинает кипеть его разум от бесконечных попыток осознать это. А не слишком ли сложная придумка людей? Юноша чуть хмурится, прикрывает глаза и качает головой: нет, непонятно. У него никак не может это в голове уложиться. Почему бы просто не заниматься тем, что ты делать любишь и умеешь, даря это кому-то другому и точно так же получая от кого-то еще другой дар, нужный тебе. Ведь так жить намного проще и легче. Ни к чему жадничать. Они все равны, так зачем лишние сложности?.. Но у людей, кажется, далеко не все равны. Что делает их такими? Происхождение? Или эти вот деньги? Тогда деньги – порождение Тьмы. Они зло, они портят человеческий мир, деля его на слои; у кого-то всё, а у кого-то – ничего. Неужели людям нравится то, как они живут? А может, их просто слишком много и ресурсов на всех не хватает? Лаан уже успел заметить, что людей, кажется, значительно больше, чем численность его народа. Вот и приходится выдумывать какой-то лишний товар, который можно обменять на другой товар.

В конце концов, юноша отбрасывает прочь эти мысли, решая, что не способен этого понять. Нужно просто запомнить и принять как должное образ жизни людей. Что его волнует куда больше – мрачная тень, пробежавшая по лицу Кигана. Лаан чуть съеживается, бросая на мужчину осторожные виноваты взгляды. Он что-то не то сказал? Или что-то не то сделал?.. Коснулся его. Лахлаана посещает это откровение – он коснулся Кигана и мужчина мигом помрачнел. Нелепая обида покалывает на кончиках пальцев, и юноша шевелит ими, чтобы сбросить это крайне неприятное чувство. Ведь прежде он был не против. Киган. Он не возражал. Лахлаан помнит, как гладил его грудь и плечи в тот их первый день, на том озере. И тогда мужчина не сопротивлялся, и даже улыбался, кажется. Лаан уже не уверен в том, что помнит – вдруг запомнил неправильно? Снова быстрый виноватый взгляд на Кигана, пока юноша мучается догадками, что же изменилось с тех пор. Почему вдруг его руки стали ему неприятны? Лахлаан пытается отразить ситуацию в обратную сторону и представить, как чувствовал бы себя теперь, прикоснись к нему мужчина так же. Сожми плечи он его узкие плечи, проведи по ним пальцами, отряхивая этот сладкий снег. Лаан надеется, что ответом будет «неприятно», но на самом деле – по телу пробегает волнительное тепло. Ему бы понравилось.

Но Киган же не он.

Лахлаан негромко вздыхает, покусывая нижнюю губу. Ладно, не трогать так не трогать. Ему важно, чтобы мужчина ощущал себя комфортно и свободно рядом с ним. Так работает дружба. Или любовь. Или вообще практически любые отношение – комфорт обоих и уважение к чувствам другого.

Лахлаана все равно грызет изнутри непонимание: что поменялось теперь, раз Кигану вдруг неприятны его руки? Юноша понуро смолкает, решая больше не тревожить мужчину и дать ему остыть.

— Спасибо, — он старается улыбнуться как можно теплее и не дать непониманию просочиться в эту благодарную улыбку. Лаан прижимает плащ к своей груди, крепко его обнимая. Это ведь подарок. Киган озаботился благополучием своего спутника, хотя должен был уже усвоить, что юноша не может замерзнуть. Но все равно волнуется о нем. Это очень приятно, и улыбка становится теплее и искреннее.

— Спасибо, — снова повторяет Лахлаан, ныряя вслед в след за мужчиной в раскрытую дверь таверны. Прикусывает губу, подавляя глупый смешок. «Горячий эль». Лаан жует свои губы, выглядя ребячески донельзя из-за попыток не начать смеяться. Из-за особенностей его языка, выходит, что в таверне подают кого-то горячего. Лахлаан поначалу хочет рассказать о причине своего глупого выражения лица Кигану, но в итоге передумывает. Конечно, он учил мужчину своему языку, уже объяснял, что «elle» это когда речь о ком-то одном. Ты, он, я, один. Ему кажется, что мужчина сочтет его совсем дурачком и в таком расположении духа вовсе не поймет причины веселья Лаана.

— Не знаю, что такое эль. Это сладко? — спрашивает юноша, стараясь убрать с лица такое глупое выражение.

Они усаживаются за один из столов и к ним тут же подходит женщина, возраст которой Лахлаан определить в принципе не способен. Такая же, как Риванон? Старше? Младше? Очень сложно. Юноша кладет локти на стол и опускает ладони на лицо, задумчиво надувая щеки, пока Киган с ней общается насчет заказа. Это веранский? Кажется, да. Лахлаан выцепляет отдельные слова и понимает их. Может, так же сладко, как те булочки с чудесным сахарным снегом? Он мечтательно облизывается, наблюдая за беседой Кигана с женщиной. Она обворожительно ему улыбается и наклоняется чуть вперед. Лаан хмуро надувается. Чего это она такое делает? Буквально поедает Кигана глазами. Лахлаан весь надувается, глубже зарываясь щеками в ладони. Ему хочется взять мужчину и уйти отсюда, остаться наедине, как они всегда бывали. Хочется, чтобы Киган был только его, и вот так улыбался только ему. Он ужасается этой эгоистичной мысли и чувствует, как щеки обдает жаром стыда. Так ведь нельзя. Женщина спустя миг поворачивается к нему, и что-то говорит с вопросительной интонацией. Вот же влип. Лахлаан убирает руки от по-прежнему розовых из-за смущения щек и кривовато ей улыбается. Ни Тьмы разобрать не может, говорила бы, что ли, помедленнее. Что она там вещает, Великий дух?! Лахлаан бросает паникующий взгляд на Кигана, видит его выразительный неспешный кивок и тут же его повторяет. Правда, не так медленно и выразительно, а просто очень быстро кивает, неловко улыбаясь. Женщина в ответ что-то щебечет, подмигивает ему (чего это она такое делает?), потом подмигивает Кигану (чего это она такое опять делает?!) и уходит. Лахлаан опускается грудью на стол, чтобы оказаться ближе к мужчине.

— Что у неё с глазами?!!! — перепугано шепчет он. — Она моргала странно! Она болеет?! — Лаан обладевше смотрит на Кигана. — … А о чем вы говорили? — юноша чуть сощуривается, пытаясь придать себе безразличного вида. Дескать, болтай с кем хочешь, мне, вообще-то, всё равно. Но глазами внимательно смотрит на мужчину, говорящего о том, что он взял. Угу, еда. Угу, что-то сладкое (наверное?!). Ага, эль. Алкоголь.

— Каголь, угу, — Лаан с важным видом кивает, а когда Киган исправляет его, продолжает, не меняя выражения лица, — алкоголь, угу. И что это?

Отредактировано Лахлаан Лориэн-ан (2019-09-29 14:33:27)

Значит, флирт? Заигрывание. Женщина заигрывала с Киганом и Лахлаану становится не по себе от этой мысли. Он, вроде как, и не претендует ни на что, но улыбается в ответ как-то совсем уныло. Тем более, что практически уверен: мужчине нравятся девушки. Почему-то, как ему кажется, большинству человеческих мужчин нравятся женщины. Или они просто не распространяются о своих предпочтениях? Возможно, будь у Лахлаана чуть больше опыта и смелости в подобных делах, он бы растолковал свое негодование правильно и попытался бы Кигану на что-то намекнуть, но, увы, ему остается только бросать на женщину недовольные взгляды и испытывать раздражение из-за всего вокруг. Из-за мужчины напротив, который так широко улыбается не ему; из-за женщины с её флиртом; из-за собственных чувств, не дающих ему покоя.

— Развеселиться? — угрюмо повторяет юноша, снова приземляя свою надутую физиономию на ладони и внимательно глядя на Кигана. — Ясно, — на самом деле ничего не ясно. Зачем людям пить эль для веселья? Лахлаану казалось, что они вполне веселые и без этого. Во всяком случае, ему нравилось проводить время с Киганом, и им прежде не нужен был алкоголь для веселья. Что-то изменилось?.. Лахлаан обеспокоенно приподнимает лицо и поджимает губы. Кигану с ним стало скучно? Потому он взял эль? Ну, конечно, так и есть. Юноша слишком скучный, постоянно лезущий под руку со своими нравоучениями относительно природы и мира вокруг. Лаан уныло думает, что он зануда, прямо как Ахади. И не удивительно, что Киган взял что-то для веселья. А теперь еще и подмигивает девице, когда та возвращается с хлебом и сыром, говоря что-то о мясе. Он флиртует с ней? Лахлаану это совсем не нравится, и его выражение лица становится совсем уж мрачным. Настроение упрямо продолжает ползти вниз из-за двух заигрывающих людей, хотя головой Лаан понимает, что они с Киганом друзья (наверное?). Понимает, что два взрослых человека, которые друг другу симпатичны, будут обмениваться знаками внимания. Понимает, что у них, возможно, случится секс. И это нормально, это правильно – у их народа нет табу на половом воспитании, Лахлаан прекрасно знает, как всё это работает, ему мешает только недостаток практики. Но тем не менее, ему хочется поступить по-ребячески, как он делал совсем мальчишкой: встать и молча уйти, ничего не объясняя, а в ответ на все вопросы гордо задирать подбородок, опускать уши и упорно твердить: ничего. всё в порядке.  Казалось бы, этот период уже давным-давно прошел и Лахлаан не ребёнок, он уже успел уяснить, что окружающие совсем не обязаны читать его мысли; если хочешь, чтобы тебя поняли и услышали – говори, а не мучай себя и своих близких.

Но именно в это мгновение желание впасть в детские обиды в нем чрезвычайно сильно. Может быть от того, что он считает: Киган взрослый человек и волен делать, то что хочет и как хочет. Тогда как Лахлаану хотелось совсем иного поведения. Юноша ощущает себя глупо, а непомерная гордость не дает ему признать очевидную и простую истину: нет, ему ни Тьмы не безразлично, как и с кем Киган будет проводить время.

В конце концов, ему надоедают эти мысли, которые с каждым новым ударом сердца становятся все темнее, будто тучи сгущаются до черноты в преддверии сильной бури. Лахлаан рывком качает головой и гасит в себе раздражение, после чего решительно берет в руки нечто, что должно, наверное, быть сладостью – он видел такие, пока они с Киганом ходили по рынку. В форме петушков, красные яркие стеклышки, призывно блестящие на солнце. Лаан, на пробу, осторожно касается предполагаемого угощения языком, а затем, просияв, довольно запихивает его целиком в рот, издавая довольное мычание. Ох, Великий дух, какой же восхитительный вкус! Даже лучше того сахарного снега! Лучше всех ягод Великого леса и сладких настоек Эл-Антолл! Лахлаан закрывает глаза, приподнимая лицо, неторопливо посасывает это невероятное угощение, а затем достает его изо рта, обводит языком и сыто облизывается.

— О-о-ох, — он почти стонет, — как вкусно! — еще один почти стон, исполненный запредельного удовольствия. Лахлаан снова приникает губами и языком к сахарной алой плоти, вбирает в рот и осторожно кусает зубами, довольно жмурясь. Причмокивает, упираясь краем петушка в щеку и оттопыривая её, снова вдохновенно мычит от наслаждения и делает долгий шумный вдох через нос. Он почти достает сахарное угощение изо рта, прикасаясь языком, но затем снова плотно примыкает губами.

Проклятые люди, Тьмы их побери, какие же чудесные сладости они делают! Его народ так не умеет – им ни к чему изощряться в приготовлении пищи и напитков, а всё, что сейчас элфинид умеют – их научили барты. Но такого… о, такого у них нет!

— Что это?! — с восторгом спрашивает юноша, вытаскивая петушка изо рта, но продолжая увлеченно лизать его всей поверхностью языка. Лаан смотрит на Кигана в ожидании ответа, но мужчина лишь таращится на него огромными глазами. Юноша даже замирает в непонимании. Медленно опускает сладость, проводя языком по сахарным губам, успевшим заалеть из-за прилива крови.

— Киган? — осторожно зовет он, глядя на него. Мужчина выглядит как-то напряженно, и Лаан тут же думает, что сделал что-то не то. Постоянно с ним какие-то неловкие ситуации приключаются, почему он не может вести себя обычно? Почему нигде среди множества свитков Залов Знания нет ни одного под названием «как вести себя в обществе человека и не опозориться». А если это даже не ему было, а юноша схватил раньше времени, не удосужившись спросить?! О, позор ему. Нехорошо брать чужое. Ему должно было спросить разрешения прежде!

Лахлаан начинает медленно краснеть, приобретая виноватый вид.

— Прости… я.. я.. это твое было, да?.. Прости, пожалуйста, я совсем не подумал… — искренне раскаивается Лахлаан, ерзая на месте. — Это было совсем невоспитанно, мне сильно жаль, Киган, — он прикусывает нижнюю губу, испытывая муки совести, и быстро кладет сладость на место, хотя и понимает, что вряд ли мужчина будет доедать теперь, когда Лахлаан её вдоль и поперек облизал.

Возвращаться к сахарному дару Великого духа (ну, или людей?) Лаан не спешил, что-то в реплике Кигана его насторожило. Даже не в самих словах, а в той интонации, с которой они были сказаны – с каким-то напряжением, будто голос мужчины стал вдруг ниже на несколько тонов. Он слегка опускает голову, начиная нервно теребить пальцами край рукава, и закусывает губу, глядя на Кигана из-под опущенных ресниц. Всё равно как-то совсем нехорошо вышло, и ему теперь очень стыдно. Может, его друг сильно зол, что эльфинид стащил леденец, но из вежливости (и памятуя о необразованности Лаана в простых человеческих вопросах) пытается сдержаться, а от того звучит так напряженно? Ох, юноша искренне желает провалиться сейчас под землю.

— Т-ты уверен? — нерешительно спрашивает он с несчастным просто до нельзя видом. Лахлаан, чуть погодя, неловко протягивает руку и берется за деревянную палочку петушка, вновь запихивая сладость в рот. Внимательного взгляда с Кигана он не сводит, продолжая осторожно созерцать мужчину из-под опущенных ресниц и посасывая угощение. Просто переживает, с другой стороны – Лев сказал, что всё в порядке, можно спокойно сосать и не отвлекаться. Впрочем, мужчина на него так смотрит, что Лахлаану становится просто не уютно – юноша никак не может в толк взять, чего ж Киган на него так уставился? Да еще и дышит так отрывисто, словно с усилием втягивает вдруг ставший тяжелым воздух. Может, Лаан как-то не так лижет сладость? А если её вообще не надо лизать?! Глаза юноши на миг расширяются и он медленно откусывает от петушка небольшой кусочек, начиная его жевать и не переставая смотреть на Кигана, в ожидании, когда мужчина перестанет выглядеть… ну  вот так, как он сейчас выглядит. Ох, Великий дух. Лахлаан бы многое отдал, чтобы узнать, о чем сейчас думает Лев; ему просто необходимо понять, что не так и почему Киган реагирует так, как реагирует. Но вид у него не меняется, кажется, ни капли. Юноша тихо вздыхает, доставая изо рта сладость с негромким причмокиванием, и начинает её рассматривать – а вдруг это едят с другой стороны?.. Ну, со стороны… деревянной палочки?.. Нет, чушь какая-то, люди не едят деревья! Они же не элфиниди и не способны спокойно переварить чуть ли не любой вид пищи, просто переделывая свой организм под конкретные нужды.

Еще немного повертев сладость в руках, Лаан вздохнул и благополучно вернул её на место рядом с хлебом. Доест, может быть, попозже, но сначала спросит у Кигана что же, Тьма его побери, не так. Эта мысль просто не дает юноше покоя.

Через мгновение рядом появляется хорошенькая разносчица. Лаан поднимает на неё недовольный и хмурый взгляд, видя, как она что-то нежно щебечет мужчине («опять флиртует!», — раздраженно думает юноша, выдыхая через нос) и нечто внутри вдруг просто перегорает. Лопается с громким хлопком, стоит только ему представить, что, возможно, через час или два вполне свободный Киган, который может делать что угодно, будет делать это что угодно с кем-то другим, а не с ним. Это невероятно эгоистично, но юноша просто не выдерживает; понимать головой, что мужчина (очевидно, так!) занимается сексом или флиртует с кем-то (или улыбается вот так кому-то) не то же самое, что практически наблюдать воочию.

Лаан еще толком сам не понимает, какого некромантула вытворяет, когда рывком встает со своего места и выскакивает молнией между девушкой и столом. Она, от неожиданности, пошатывается и с громким «ой» роняет поднос. Совершенно отказываясь понимать, что творит, Лахлаан запинается, а после начинает пороть какую-то чушь про мясо священного животного, его есть нельзя, и оно ядовитое, и вообще скаа ничего не понимают в охоте. Он уговаривает себя, что прав; затыкает этим начинающую буянить совесть – мясо и правда может быть отравленным. Кто его знает, откуда они ловили дичь?! Вдруг это вырезка радраги-бычка, а там из съедобного для людей в лучшем случае мозги!

Но как только удается унять собственную совесть, Лаан слышит разъяренные причитания Кигана и, обернувшись, видит, куда шлепнулись горячие куски и масло. Его глаза перепуганно округляются и вот уже второй раз за день он отчаянно жаждет провалиться под землю от стыда. Снова всё испортил! Лахлаан начинает дышать чаще, медленно впадая в панику. Это его вина! Обжег из-за своей глупости Кигана!

— О, Великий дух! Прости-прости, пожалуйста! — тут же сыплет извинениями юноша, чуть ли не плача. — Я виноват, я не хотел!

Киган, бросая что-то разносчице, выбегает за дверь, видимо, в уличную прохладу, чтобы остудиться. Лаан срывается следом за ним; перед самым выходом, опомнившись, на ломаном веранском кое-как просит девушку, убирающую с пола, «нет уйти от далеко этот дерево вещь» и «мы сейчас придем».

— Прости, Киган, пожалуйста прости! — лопочет юноша, подбегая к Кигану. — Дай взглянуть, я помогу! — не дожидаясь разрешения, Лаан протягивает руку касаясь паха мужчины (как будто он, в самом деле, собирается прямо на улице снять с него штаны и начать чем-то мазать) и спустя один очень долгий удар сердца одергивает руку.

— О! — больше ему сказать нечего. Но испугаться еще сильнее он физически не способен, сердце и так колотится как ненормальное. — Я.. я… — Лахлаан, разумеется, знает, как работает тело (а поскольку тела у них, в общем и целом, похожи, он может себе это представить довольно детально), и знает, из-за чего в штанах может быть так твердо. Но точно не рассчитывал нащупать крепкий член. Он это рассматривал исключительно как попытку помочь-осмотреть, а теперь стремительно краснеет сначала от стыда, а потом от жгучей… обиды? Киган так хотел ту девушку? Правда?

Ну, он ведь свободный мужчина. Может делать, что захочет. Верно же?

— Извини, я просто ужасный, — лопочет Лахлаан, закрывая свое лицо руками, — мне очень стыдно. П-послушай… если тебе так… нужно, — он не столько не может подобрать слова, сколько не способен их произнести: юношу от одной мысли о чем-то таком начинает корежить со страшной силой, — если тебе понравилась та девушка, ты мочь пойти с ней… отдохнуть… — в его голос просачивается обида, но Лаан упорно пытается её проглотить. — Я просто подожду, всё в порядке, — ему кажется, что у него уже даже уши и шея покраснели. Он нерешительно отнимает руки от лица, виновато глядя на мужчину.

— Я.. я знаю, что тебе не надо моя разрешение, — снова начинает бормотать Лахлаан, но мигом затыкается, как только Киган рявкает ему, что девушка тут вообще не причем, и вообще, дескать, нечего так соблазнительно леденцы сосать. Несколько мгновений юноша стоит без движений, с огромными глазами глядя на мужчину перед собой и пытаясь осознать сказанное. Да него как-то далеко не сразу доходит весь смысл слов Кигана.

— Э-это я виноват? Это из-за меня? — он удивленно хлопает глазами. Вся обида мигом сходит на нет мгновенно от мысли, что (кажется) возбуждает мужчину. Что ж, это можно считать за флирт? Или нет? Лаан не уверен. Но его, почему-то, согревает мысль, что он не так безнадежен, как считал до этого и может быть соблазнительным. Даже если сам того не замечает.

(И особенно приятно, что Киган так на это реагирует. Приятно до легкого тянущего чувства в низу живота.)

— Извини, я не хотел. Честно, — Лаан начинает нервно убирать пряди волос за уши, чтобы хоть чем-то занять руки. «Только бы не улыбнуться, пожалуйста, только не улыбайся. Дурья голова, что же ты делаешь!», — в панике проносится в его голове, но поздно – призрак улыбки начинает сводить губы; Лахлаан своевременно придает ей виноватый вид и это дается ему легко – юноше действительно совестно.

— Мне жаль, — он снова накрывает ладонями своё красное лицо и едва дышит, — от меня одни неприятности, я знаю. Я буду на много знать и понимать, обещаю, правда стараюсь, но мир людей – большая сложность, — еще несколько быстрых вдохов, — у меня есть мазь, я делаю ей Яре на нос, когда его обжигает искристыми кустами. Это поможет от ожога и снимает боль, — даже при всем знании языка аборигенов, он от волнения начинает запинаться и забывать про согласование или правила произношения.