Сегодня она купалась в лучах славы, столь не нужной её возрасту, но столь привычной для мага, написавшего не одну работу, создавшего не одно плетение и принявшего участие в делах, прежде уготованных не наделенным магическими талантами аристократам. Дебора Маклахлан, неформально Лахлан, была большой редкостью для всего высшего света, от которого она имела свойство отказываться. Но вопреки всему в свет она выходила грациозно, уделяя время нарядам, поражающим своей оригинальностью. Они отражали её саму. И если кто-то и говорил, что её стрелки на веках могут убить, то это был не просто красивый оборот.

Сегодня был именно такой день. Стрелки могли убивать, бабетту разбавляли черные перья, припудренные махаоновой пыльцой, а строгое черное платье фактурно напоминало иней на окнах малигарских горных домов.

По статистике основная часть магов, воспитанных в существующих орденах, забывала о своих корнях. Будучи ученым магом Дебора Маклахлан не любила статистику. Статистика не учитывала тот факт, что большинство магов отказывалось от семьи, потому что их семья была бедна. Как и основная часть мира, к великому счастью лиц, не обделенных золотыми горстями и перстнями.
Клан её не был беден, попытка забыть о нем и вычеркнуть из жизни привела бы к упущенной выгоде. Отец Деборы, Джеймс Лахлан, уже почивший, наказывал своим детям не упускать выгоды. Старик прожил хорошую жизнь и умер преисполненным гордости за семейство, потому его наставления вполне можно считать учебником к счастливой жизни.

- Тетя, я же говорил, что подонки Скалиджери всегда берут свое, - парень двадцати лет проговорил предложение со слабым, но уловимым малигарским акцентом. Это был высокий парень нормостенического телосложения с огненно-рыжими переливами, затерявшимися среди каштанового хаоса кудрей, убранных в короткий хвост сзади. Ранее эти рыжие кудри пружинили в такт его нервному хождению по комнате своей прабабушки, которая настойчиво требовала называть её тетей. – Эти Tolla-thon думают, что им принадлежат все деньги мира.

- Алан, это очередной избалованный аристократ, добившийся высот благодаря протекторату собственного отца и сделавший себе имя злостного мучителя, потому что ему такая лесть приятна по молодости. К слову, он идет к нам, поэтому будь добр, убери лицемерную улыбку со своего лица и будь более искренним.

Сегодняшний артефакт был важен для неё. Конкурент даже не знал о существовании магического умысла в мазках краски, играя с огромными суммами просто ради забавы. Такому некомпетентному в вопросах магии юнцу она не могла проиграть.
Магесса почтительно кивнула и взяла бокал.

— Мы заочно знакомы, мои дражайшие племянники уже имели дело с Вами. Я надеюсь, Вы не хотите отравить меня, чтобы уйти единственным победителем в глазах здешних господ? – мэтресса отпила напиток, поморщившись. – Напитки здесь неоправданно переоценены. Вы не обращаете внимания на суть, вас интересует оболочка, а не история.

Проводив уходящего "племянника" взглядом, мэтресса прошла к витрине с выставленной глиняной статуэткой, исчерпывающе много говорящей об идеалах красоты, царящих на Мессиании еще задолго до рождения Деборы.

— Это вино сделано из винограда сорта Шардоне, не изысканного, вечно мягкого и маслянистого.  Совиньон основной массой людей недооценен, хотя более сложен в культивировании и виноделии. Вино, как Вы понимаете, прекрасно характеризует эти бессмысленные торги и все будни аристократов. Вы не знаете ничего об этих статуэтках или картинах, копьях, местной фауне, флоре и жителях. Но боретесь. Ради чего, Гаспар?

Если бы речи о ядах слышал кто-то из зельеваров, он бы усмехнулся и многое поведал бы Гаспару. Хотя скорее промолчал бы об изучаемых годами рецептах, колотых шипами растений пальцах, достигнутых успехах. Маги влияли на этот мир, их знания управляли этим миром. Травники и алхимики без магических талантов влияли на судьбы людей. И яды были полезны.
– Трусов нет, есть лишь ищущие выгоду люди. Я всю жизнь слышала от простого люда, что маги – трусы. Они говорили это за спиной, потому что боялись. Ведь храбрые люди обычно быстро кончают, вам ли не знать? – кто такой Гаспар Скалиджери, не знал пожалуй только самый отрешенный отшельник мира высшего общества. Он выходил сухим из многих передряг, закрепляя за собой образ мучителя, истязателя и безумца, и усложняло его образ. Решение его загадки наверняка было простым, но Деборе не особо хотелось решать загадку без надобности.
На время забыв о заинтересованном в ней молодом человеке, она мило поздоровалась с одним из постояльцев, что часто ночевал в гостевом доме в компании некой красивой особы. Но тот поспешил уйти подальше от Гаспара и женщины, знавшей столько многое о его жизни. Впрочем, Дебора владела действительно полезной информацией об определенных колонистах, посему её жизнь и была незабвенно сладка. Маклахлан получала жизнь без конфликтов с простыми людьми, а иногда благосклонность и денежные компенсации.
Она вспомнила о своем спутнике и сладко улыбнулась, повернувшись к аристократу.
– Сколько раз я это слышала за всю свою жизнь, Гаспар. Фразы о торгах и моих племянниках, эти хитрые смешки и сладкие улыбки. Рано или поздно вы, как и любой, кто удосужился меня видеть настолько близко к себе и вести диалог, придете ко мне и будете просить решить некоторую проблему. Ведь как вы и говорите, все беды от неведения. А много ли вы знаете в свои годы? – мэтресса поставила бокал на поднос и на пару секунд отвлеклась на шепчущихся баронесс, после чего взглядом позвала спутника за собой. – Я готова уступить этот лот. Взамен я хочу посмотреть на него вблизи.
Они вышли из помещения на прохладную улицу, где расположились смакующие глиняные трубки нобели, ведущие разговоры о бизнесе. Мужчины невольно покосились при виде двух не самых приятных конкурентов. Однако при всей любви к себе, Дебора понимала, что вся нелюбовь, сочащаяся из толпы, была направлена не по отношению к её персоне.

Гаспар Скалиджери был чрезмерно уверен в своих силах. Это бахвальство сочилось из него, окропляя окружающую среду ядом из самоуверенности и безжалостности. Это было скучно и быстро надоедало. Девора, работавшая при дворе, искусно скрывала собственные эмоции, но ей хотелось зевнуть, забыв обо всех нормах поведения в высших кругах. Но она не стала. А вместо этого с головы до ног осмотрела говорящего.
По мнению Маклахлан, идиллич во взаимоотношениях негоцианта и общества была слишком лживой. Барон был излишне социален и зависим от чужого мнения. В этих излишках, которые можно было снимать словно сливки, не было толку. Это была зависимость, не подкрепленная пользой или делом. Пустое существование красивой жизни.
В таких местах не бывало иначе.
Не успела она и слова молвить, как толпа из осанистых, полных, сухощавых, надменных и прочих нобелей медленными шагами направились в помещение. Она последовала на толпой, опережая собеседника.
— Хочешь потерять друга —  займи ему денег. Кто, как ни Вы, познал эти истины? —  мэтресса приподняла подол платья и взошла по ступеням. На входе обернулась к собеседнику и со всей осознанностью закончила диалог.
—  Я хотела бы сказать, что не ожидала услышать такое заявление от барона. Но вы носите титул учтивости, —  она выдержала секундную паузу, холодно улыбнувшись Гаспару. —  Никогда более не говорите так, иначе от леди из веселых домов Вас будут лечить маги с очень невеселыми ценами даже для рода Скалиджери.
Чего ей стоило незаметным движением пальца проучить негоцианта? Или уступить ему артефакт? Все равно тот не стоил таких денежных затрат, гораздо проще было заполучить его более хитрыми путями.
Эта мысль не давала ей покоя. Деборе редко хотелось использовать темные стороны магии метаморфоз для получения удовлетворения. Будучи мастером в деле болезней, она редко прибегала к магии для достижения личных целей. Там, на Континенте. Но в Мессиании её потенциал рвался наружу.
Гаспару показалось, что в воздухе стало сухо, он закашлялся. Дебора осеклась. Через секунду она осечется уже во второй раз, когда срывающийся на высокие ноты голос учредителя произнес мрачную новость:
—  Господа, торги на лот отменяются, картина Эдгара Хуна пропала. Прошу прощения за беспокойство. Нам придется временно приостановить торги и попросить вас оставаться в помещении.
Удар молотка расставил все по местам и закончил речь. Он стал знаком для синхронного появления ранее невидимой стражи.
“Ерополем дери, дело становится все интереснее”