Хищник успел отскочить в сторону. Он встал на все четыре, мощные, лапы, тяжело дыша. Из пасти шла пена вперемешку с кровью. Вот только зверь вряд ли понимал, его это, или же того, кто сейчас стоял перед ним. Высокий, двуногий, закутанный в шкуры других своих жертв. На лице были видны отметины от удара одного из зверей. Пасть двуногого хищника приоткрылась, и он оскалился, точно животное, издавая утробные звуки. Зверь ответил ему тем же, с той лишь разницей, что для посторонних, его оскал был гораздо страшней, чем оскал этого двуногого. Хищник ещё раз оскалился, и начал обходить противника, аккуратно ступая всеми четырьмя лапами, и даже не замечая, что из задней лапы шла струйка крови, оставляя за собой точный, красный след.
Из схватки должны был выйти только один победитель. Другой…
Хищник кинулся, оскалив свою пасть, и выбрасывая передние лапы, с острыми, как бритва, когтями, вперёд. Он должен был достать этого двуногого чужака, который носил на себе чужие шкуры и вторгся в его владения.
Коэрверн уловил рывок раненого хищника, и правильно понял траекторию его прыжка. Слишком предсказуемо, слишком ожидаемо. Слишком по-звериному.
«А кто есть ты, если не животное, притворяющееся чем-то большим?»
Мужчина успел сделать шаг в сторону, когда одна из лап пронеслась в считанных миллиметрах от его лица. Рука его успела схватить на лету зверя, и другая, просто, совсем бесхитростно нанесла удар кулаком в бок. Зверь, шипя и рыча, от ярости отскочил назад, и кубарем покатился по земле. Ждать больше нельзя было. Коэрверн прыгнул на него сверху, хватая одной рукой за лапу, другой охватывая голову так, чтобы большой палец утонул в глазнице своего противника. Свободная лапа хищника сбила с ног уже мужчину, однако удар получился неуклюжим, и когтями его не достало. А вот самому Коэру удалось ослепить на один глаз зверя.
Обезумевший от боли хищник теперь сам кинулся сверху на мужчину, и получил от него удар кулаком точно в челюсть. Это ненадолго сбило спесь с противника, и дало мужчине несколько свободных секунд, чтобы подняться на ноги. Зверь, в ярости, замахал лапами, перед собой, вставая при этом на задние. Ещё одна звериная привычка, к которой Коэр привык с молодых лет. Он смог перехватить дну из лап, при этом не давая задеть себя, и резко рванул её в сторону, сбивая зверь с задних лап. Именно тут он почувствовал обжигающий удар уже на ноге, но обращать на такое не было времени. Вновь заваленный зверь попытался смахнуть лапами противника, но одна из них была сейчас в руках у Коэрверна, и он выкрутил её до хруста, который говорил, о том, что сустав вышел из своего положенного места. Оставалась ещё одна передняя лапа, увернувшись от которой, Коэр отскочил на шаг назад. Раненый, выбитый из сил, зверь, был всё так же смертельно опасен, что он лишний раз доказал, вскочив на три лапы, и кинувшись, с диким рёвом на противника.
«Мы все животные, запомни это. И выживет только сильнейший»
От атаки безумного, но уже обречённого хищника, мужчина смог увернуться. Под ногами попался лежащий камень, который был размером почти с голову самого Коэрверна. Подобрав его, мужчина уловил момент, и когда хищник вновь бросился в атаку, успел метнуть так, что камень попал точно в голову, окончательно сбивая того с ног, и оставляя на звериной морде кровавый след. После такого удара зверь повалился на землю. Передней лапой он скрёб по земле, видимо пытаясь подняться, однако задние предательски не шевелились.
«И когда останутся только сильнейшие, наступит истинная благодать!»
Коэрверн спокойно обошел животное, не сводя с него взгляда, подобрал небольшую сумку, и рядом лежащее оружие. Можно было закончить эту схватку и раньше, если бы он пустил в ход свой топор, или лук. Но мужчина желал сразиться на равных. Хотел вновь почувствовать то, что позволяло ему выжить в те далёкие времена.
Положив сумку рядом, он взял топор в руки, и подошел к умирающему хищнику. Морда его была разбита с одной стороны камнем, а челюсть сломана так, что он не мог даже оскалиться, или издать устрашающий крик. Единственная, действующая лапа, ещё сильней заскребла по земле. Коэрверн наступил одой ногой на тушу, и нагнулся над ним. Его левая рука схватила за морду хищника, а правая с топором замахнулась и нанесла резкий удар в область шеи. Хишник издал что-то среднее между рыком и хрипом, после чего окончательно затих. Однако отделить голову одним ударом не получилось, и пришлось нанести ещё две точных удара топором, прежде чем победитель поднял голову, поверженного, над собой, позволяя струйкам крови, что вытекали, упасть на свою лысую голову, и растечься ниже, по лицу и шее.
Мужчина прикрыл глаза, и сам издал вопль, наполненный торжествующим гневом. Он вновь был тем, кем он был. Он был таким же зверем, который охотился на своей территории. Без жалости, без сожаления.
Наконец, Коэрверн положил голову зверя рядом со своей сумкой, а топор повесил за спину. Его взгляд упал на свою ногу, где виднелись две небольшие царапины. Он провёл по ним рукой, лишний раз убедившись, что рана неглубокая, и нога по-прежнему так же дееспособна. К тому же кровь уже свернулась, и кровотечение остановилось само собой. Хищно улыбнувшись, он достал из сумки обычный разделочный ножи, и, как ни в чём не бывало, начал методично разделывать тушу убитого животного.