Вода приятно холодила и щекотала ноги, заставив рыжеволосую мимолетно улыбнуться собственным мыслям и ощущениям. Небольшая рыжегрудая малиновка, сидевшая на ее плече, встрепенулась и, расправив бурые крылья, вспорхнула, устремившись в безоблачную небесную высь. Проводив птицу взглядом, Ахади блаженно закрывает глаза, позволяя окружающим ее звукам леса слиться в единую, сказочную мелодию, ласкающую слух. Звонкий рокот ручья, шелест зеленых листьев над головой, пение птиц… Пожалуй, эта музыка была куда приятнее и ближе ей, чем песня самого искусного и талантливого менестреля. А сами леса, дарующие ласкающие взор зеленые краски, очаровывающие чудесными цветочными ароматами, были куда более милы ее сердцу, чем суматоха людских селений, от которой она была бесконечно рада в очередной раз сбежать, находя умиротворение и удовольствие в длительных прогулках под сенью раскидистых деревьев, еще хранивших в себе тонкое, но безмерно чарующее осязание чего-то первобытного, исконного, настоящего и чистого, до чего не добрались пока руки человека.

Набрав в ладони кристально чистой воды, охотница умывает лицо и неохотно выходит на берег. Обув на влажные ноги сапоги и подняв лук с колчаном с земли, девушка вскидывает голову, глядя на краски светлеющего неба, подставляя лицо ранним солнечным лучам, думая о том, как хорошо и спокойно тут, в лесу, в лесных объятиях Матери-Природы. Как люди могут спокойно жить в своих каменных домах, огромных селениях, где много шума, гвалта, криков, будь то очередная пьяная ссора или две сплетницы что-то не поделили на рынке? Не понимала. Этого Ахади не могла никак понять, хотя, видят Предки, пыталась. Даже задержалась дольше, чем обычно, среди шумной толпы, отдав на постоялом дворе бесполезные, но отчего-то столь ценные  людьми монеты, вырученные за продажу туши волка, чтобы не только лишний раз обновить свои знания языка, но и разобраться в людях, их привычках, традициях… Врага надо знать в лицо. Вот только люди не были врагами. Вынужденными соседями, шумными, странными, крикливыми и глупыми, что малые дети, но не врагами. По крайней мере те племена, что жили здесь, воспринимались Ахади именно так — потомки тех, что когда-то принесли в эти благополучные земли войну, ныне они и вовсе не помнили, с кем когда-то воевали и зачем все это было. Просто жили, не нарушая границ, не помня, откуда эти самые границы взялись. Приплывшие ж чужаки вызывали в ее душе куда больше недовольства и сомнений. Они не знали ничего об этих землях, но отчего-то считали себя в праве ими распоряжаться, срубать деревня, буравить горы, перекрывать ручьи… Нет, не нравились они рыжеволосой, в особенности те, кто считали себя наделенными какой-то мнимой властью, иллюзию которой отчего-то поддерживали окружающие. Глядя на них со стороны, охотница лишь криво усмехалась, качая головой. Эти — тоже как дети, неразумные и глупые, но куда более шумные, крикливые и буйные, чем те, к которым она и ее народ привык.

И натыкаясь случайно взглядом на следы на земле, отмечая бурые пятна крови, Ахади лишь в очередной раз убеждается, что люди не знают, что творят. Ну кто в одиночку пойдет в лес? Она сама — не в счет. Лес для нее, как и для ее собратьев, дом. Эти земли — их родные. Они чувствуют природу вокруг, ее дыхание, ее изменения. Знают каждое животное и каждую тварь, что обитает под переплетенными кронами деревьев и справедливо не видят в них угрозы. А вот людям ходить тут — опасно. Но кого-то, очевидно, это не останавливает. Рыжеволосая качает головой, задумчиво глядя на следы, размышляя о том, насколько ей хочется в это ввязываться. Людей она, по возможности, избегала, редко когда находя их общество приятным для себя. Зачастую общение было вынужденным и лишний раз обременять себя им охотнице не хотелось. Но при всей своей жесткости, Ахади была защитницей. Пусть и Великого Леса с его обитателями, но защитницей. Да, она не дома и не ее сородич нуждается в помощи, но справедливость и сочувствие так же были ведомы ее сердцу, отчего рыжая все-таки решает пройти по следам. Просто поможет перевязать, залечить рану, не более. Люди — не все плохие, не все алчные и жадные, это Ахади знала, поэтому справедливо полагала, что некоторые из них вполне заслуживают помощи. Нельзя судить одного человека за деяния всего его рода, особенно если он ранен и нуждается в помощи. 

А в помощи он нуждался куда сильнее, чем полагала воительница изначально. Еще на подходе она слышит слабый звук борьбы, какой-то возни и звериный писк, свойственный гармвурам. Долго гадать о том, что там происходит не требуется — и без того понятно, что твари выследили раненного путника и напали на него. Шаг вперед, выхваченная стрела из колчана — и вот, как всегда, сраженная точно в глаз, крылатая ящерица падает навзничь. Охотница действует отлаженно четко, быстро, и из восьми гармвуров за несколкьо секунд шестеро умерли быстро. Двое пытались бежать, но пущенные одна за другой стрелы настигли их быстро.

В наступившей тишине, Ахади выходит на свет, изучая горе-путника. Слышит его дыхание — живой. Уже хорошо. С трупом возиться было бы нежелательно, а честь бы не позволила просто так бросить павшего. Вглядываясь в лицо юноши, охотница отмечает, что знает его, видела несколько раз в городах. Менестрель, весьма неплохой, как для человека.

- Скаа, - качает головой рыжеволосая. Да уж, только со скаа могло приключится такое. Вздохнув, Ахади подходит ближе, присаживаясь на корточки рядом с пострадавшим. - Покажи рану, - с заминкой, подобрав нужные слова, говорит рыжеволосая и краем глаза оглядывает окрестности. У нее при себе нет никаких лекарств и бинтов — к чему ей это? Да и целительство не ее стезя — попросту нет смысла, при ее-то способностях, осваивать подобный род деятельности. Но Ахади хорошо знает лес, его растения и их свойства, поэтому оказать первую помощь вполне в состоянии.